РАЗВЕДЕННЫЕ

РАЗВЕДЕННЫЕ
А. Стреляный

"Комс. правда", 17.11.79. С сокращениями.

Первую половину своего большого письма инженер Валентин Васильевич З. Назвал теоретической: в ней были выводы из его размышлений о материнстве и особенно отцовстве в наше время. Вот они.

Чтобы разлучить мать с детьми, нужно лишить ее материнства. Это почти никогда не делается. Чтобы разлучить отца с детьми, ничего не нужно. Фактически это предоставлено самой матери. Никаким ее злостным действиям в данном направлении закон и судебная практика преград не ставят. Воля матери решающая, даже если это воля эгоистичная, неразумная.

Вопроса о том, с кем после развода родителей должны оставаться дети, не возникает: разумеется с матерью.

Каждый знает так называемых алиментщиков. Это полупрезираемое племя, но приглядитесь к ним. В большинстве это обыкновенные любящие отцы. Они хотели бы содержать своих сыновей и дочерей и передавать им лучшее, что заложено в них самих, но искусственно отторгнуты от детей. Отец, от которого ушла спутница жизни, уведя их общих детей, теперь нередко шельмуется в их глазах.

Таким вот образом отцовство, во все века высоко котировавшееся, поставлено теперь в полную зависимость от женского пола. Посему в дополнение к охране материнства и детства срочно нужна охрана отцовства и детства.

...Не надо думать, просит В. В., что говорит он об этом с позиций домостроя. Нет, его идеал – женщина и мужчина, рука об руку, рядом, спаянные любовью, дружбой, взаимопониманием. Беда только в том, что современная женщина, уверен он, этого порой не хочет.

Несмотря на всю ее современность, она, как и древле, считает, что мужчина должен найти ее и оценить, и горе тому, кто оценит ниже, чем она себя. Оценка эта должна выражаться в его зарплате и прочих материальных приношениях в дом. Убедившись, что мужчина ординарен, то есть слаб по сей части – в остальном он может быть хоть сверхоригинален, – она начинает смотреть на него сверху вниз.

Впрочем все это старо, а нова та легкость, с которой женщина решается на разорение семьи. "Святое материнство" <...> считает, что в наше время, при содействии государства, оно вполне может обойтись и без отца для детей.

В теоретической части этого письма В. В. ничего не сообщал о себе, но было совершенно ясно, что пишет разведенный. <...>

...Продолжим чтение его письма. Он – инженер, она – штукатур...

<...> С детьми (два сына – Валерий и Валентин) он был искренен, добр, строг и справедлив, она сварливо их опекала... Он стирал на машине, мыл посуду, был равнодушен к сельскому хозяйству, она готовила пищу, наводила чистоту (уродливо чистоплотна; фотоаппарат на столе – "Свинюшник развел!"), до самозабвения предавалась огороду и консервированию. С ней он был нежен, нетребователен, проявлял интерес к ее работе, обижаясь, сердито молчал, скрывал размолвки от ребят. У нее – равнодушие, переходящее от почтительности к нагловатой презрительности, драчливость, настырная требовательность (особенно насчет его одежды).

Он любил книги, музыку, увлекался фотографией, стремился приобщить к этому детей, в рот не брал спиртного. У нее не было никакого хобби, кроме склонности к застольям у подруг.

<...> Он – это доверительность, откровенность, логичность, демократизм, стремление ставить себя на место другого, она – это скрытность, закоснелость, командирство. <...>

И все же... Чтобы так раскритиковать бывшую жену, а заодно весь женский пол, общество и государство, мало только осознать свое совершенство и пережить развод. Чашу терпения, думал я, читая, переполнило что-то другое, какая-то особая история, причем связанная наверняка с детьми.

Да, такая история была.

После развода супругов один из сыновей (девяти лет) остался с отцом. Матери и бабке это – нож в сердце, им стыдно от людей. Мать уносит всю одежду мальчика, бабка разоряет помидорные грядки перед домом. Сначала пробуют забрать его силой, потом лаской и уговорами. "Мы богатые, у нас все есть!" – говорит ему бабка. Им помогает женская половина поселка. Его останавливают на улице поселка, ругают и стыдят, детям запрещают с ним водиться, и он лишается товарищей.

Подключается школа. Классная руководительница вызывает мальчика к доске. "Вот ты, – обращается к одному, другому, третьему из сидящих за партами. – С кем бы ты остался, если бы отец и мать разошлись?" Все, конечно, кричат: "С мамой!" "А что сделал ты?" – поворачивается она к мальчику. Он плачет, но не признает своей ошибки. Она заводит специальную тетрадь. Каждый день расспрашивает: что ел, где ел, дома или в столовой, а если дома, то кто ему готовил, отец ли? Все это записывает в тетрадь.

Ему резко снижают отметки за выполнение домашних заданий.

Мальчик продолжает стоять как скала. Заболел отец – сын трогательно ухаживает за ним.

Подключается общественность поселка. Во главе с матерью в дом является комиссия: представитель рабочкома*, депутат сельсовета, директор школы. Отца критикуют, сыну внушают любить мать и вернуться к ней. Отец его не держит, но и не посылает – такая незрелость.
Наконец настает день, когда мальчик, заплакав, сказал, что уйдет к матери. Лучше он будет приходить к отцу часто-часто. С каменным лицом отец собирает его вещи, тетради, игрушки и уходит прочь, чтобы не видеть, как сын покидает дом. И когда возвращается и видит пустые комнаты, из которых ушла вся радость и весь смысл его жизни, с ним происходит что-то странное, чего не было еще ни разу: он сваливается на пол без сознания...

"Дорогая "Комсомолка"! Вначале Валерик приходил ко мне часто. Иногда приводил младшего, Вальку. Каждый раз нелегально. Рассказывали, что мама с бабкой между собой ругаются, но в одном едины: запрещают им видеться со мной, наговаривают на меня... Потом дети ходить перестали: за ними устроили слежку. Недавно я сделал попытку повидаться с Валькой в детском саду. Заведующую охватил тихий страх перед ответственностью: свидания – только в ее присутствии, в строго фиксированной точке. Не знаю, что они решили – что я хочу похитить сына, зарезать, отравить?.."

Горестное совпадение: Валентин Васильевич вырос без отца. "По словам матери, отец меня бросил, когда мне было четыре года. Я привык думать, что он нехороший. Скрывала его письма... Только став взрослым, я узнал, что он очень любил меня, приезжал ко мне и видел меня – так, что я не знал, что это он. Таково было глупейшее, чудовищное условие моей дорогой мамуськи, которое она перед ним ставила..."

Получив это письмо – что могла редакция?

Поехать на место, собрать вместе – директора школы, классную руководительницу, представителя рабочкома, заведующую детсадом и спросить: "Вы что же это делаете?!".

Но поумнели бы, подобрели ли бы они от этого?

Попробовать добиться, чтобы за одну эту историю директора школы, классную руководительницу и заведующую детсадом лишили педагогических дипломов, а представителя рабочкома – его мандата?

Вряд ли удалось бы... Когда не надо, наше человеколюбие не знает пределов. <...>

Суд... В. В. прав: обратись он в суд, тяжбу о детях выиграла бы мать. Здесь был бы тот самый распространенный случай, когда лишить женщину материнства, дабы отец мог взять детей, не за что. Даже за наговоры на отца, за "Не ходи к нему, а то побью!" нельзя.

Прошел месяц, и нам на стол лег толстый конверт <...>. В конверте было девять фотографий. На семи из них – теща. Крепкая женщина в косынке, завязанной на затылке, и в платье без рукавов. С корнями выдирает помидорные кусты, уносит шесты, на которых они держались, опустошает подвал с провизией. Внуку: "Ни крошки тебе здесь не будет! Наголодаешься – сам придешь". <...>

______________________

* Профсоюз

Комментарий. К сожалению, уважаемый автор не видит третьего выхода, который не требует решения неразрешимого вопроса – к кому должен уйти ребенок. Этот путь – совместная опека. А если мамаша не примет этот путь, то сегодня есть способы заставить ее это сделать.

Источник: http://www.orc.ru/~otcydeti/strelian.html