"Люди откликаются на цифры", - говорит вышеупомянутый служащий. Огромные числа, она поясняет, это огромный обвинительный акт общества, в котором сексуальные нападения воспринимаются лояльно.

Попытки проверить заявления путем их исследований или прояснение ситуации посредством тщательного интервьюирования, уже поэтому могли бы быть контрпродуктивными.

Прошлой зимой вышло сообщение, предлагающее рекомендации, основанные на свидетельствах, что университетская среда порождает сексуальное насилие.

Рекомендации комиссии и результаты ее исследований были вскоре подобраны местной прессой и озвучены на национальном публичном радио. История в "Чикаго Трибьюнс" началась с лаконичного посыла "16,4% студенток, которые отвечали на вопросы, были изнасилованы" - полагая, что эти цифры были отражением всей студенческой популяции.

Репортеры не сумели разглядеть важные недостатки этого исследования. Например, проблема самоотбора отвечающих. "Если люди не имели никогда подобного опыта,

эта тема их может даже не беспокоить", - говорит Колмен Каплан, психолог из университета Вейн Стейт.

Уклон был определен еще заголовком опросника "Исследование сексуально стрессовых событий", который может склонять респондентов к взгляду на сомнительные ситуации в однозначном свете. Колмен добавляет, что не ясно, что означают ключевые термины, использованные в исследовании. К примеру, исследование включало вопрос, спрашивающий, были ли сексуальные отношения до того, но он не пытается выяснить, какой вид сигналов мог бы быть определен как сопротивляющийся в контексте отношений. Даже Стенли Ливи, кто защищает исследования, допускает, что "у нас есть трудности в экстраполяции" от этих цифр.

"Чикаго Трибьюн" поддержала исследования университета Иллинойс цифрами от другого высоко влиятельного подсчета. История декларировала, что женщины в университете имеют очевидную причину боятся, потому что "национальное исследование Мэри Косс, профессора психиатрии из университета Аризоны, нашли, что одна из четырех женщин были жертвой изнасилования или его попытки, преимущественно своими знакомыми.

Косс пошла на длительные исследования, чтобы получить их должную репрезентативность. Однако и с ее исследованиями есть большие проблемы.

Ряд вопросов действительно описывают картину сексуального насилия, но вот посмотрите на этот вопрос: "Вступали ли вы в сексуальные отношения, после того, как мужчина предлагал вам алкоголь или наркотики?" В терминологии психологического тестирования этот вопрос выглядит как двусмысленный. Что он спрашивает точно - не ясно. Для примера его можно интерпретировать так, что отвечающий обменял секс на алкоголь или наркотики. Косс, возможно, пыталась идентифицировать респондентов, которые были изнасилованы, пока были выведены из строя. Однако формулировка вопроса ясно приглашает ответчиков помещать вину за неприятный или неоднозначный случай на алкоголе или наркотиках, таинственные силы, по которым не имеет никакого контроля. Другая проблема с исследованием - его качество. В хорошо подготовленном исследовании важные или более значащие вопросы могли бы быть распределены с иными темами, говорит Каплан, не следует их группировать вместе в порядке возрастания серьезности. "Если человек отвечает ДА на первый вопрос, вы уже мысленно подготавливаете его отвечать так же и на последующие вопросы. Если они идут к вам с вопросами 8, 9, 10 вы, возможно, имеете меньше позитивных откликов к этим вопросам."

В самом деле психиатр Паррот из Корнелла сказал, что "только один инцидент из ста пятидесяти попадает в полицию, иногда, потому что женщины не определяют сексуальную агрессию как изнасилование. Необходимо образование, как для мужчин, так и для женщин, чтобы ясно понимать, что такое изнасилование."

И тут есть основная проблема: если вы собираетесь убедить женщину, что она была изнасилована, насколько является значащим то заключение? Ее "образование" требует адоптировать ее к различному пониманию изнасилования. Рассмотрим, как новое определение применяется.

Колумбийский университет использует сцену из фильма "У нее есть это", иллюстрирующего динамику изнасилования: женщина, она же главный герой, находится дома в депрессии после разрыва с ее любовником. Она звонит к нему и умоляет его придти к ней. Горькая правда заключается в том, что она не была верна ему, что он воспринял как то, что она его отвергла, поэтому сначала он отказывается. Она продолжает умолять и в конце концов он смягчается - очевидно опасаясь быть втянутым опять в водоворот с этой красивой, но капризной женщиной.

Это неприятно, но это не изнасилование.

Так и согласно Ричарду Авелеру и Вивьену Бергеру, двух профессоров права из Колумбийского университета. "Это определенно не изнасилование, - говорит Авиллер, - это выглядит подобно искушению для меня". "Это определенно не выглядит изнасилованием для меня, - соглашается Бергер, кто интенсивно изучает законодательство касаемо изнасилования. "Под более техническим определением в Нью-Йорке мне кажется, что она не боится всякого рода травмы"

В попытках различить изнасилование и соблазнение, сексуальное оскорбление и оскорбительный секс, в основном законы об изнасилование установили некоторые базовые критерии: должен быть недостаток согласия или принуждения силой или угрозой силы. В Нью-Йорке "силовое давление" определено как "принуждение угрозой использования силой, или угроза выразить, или угрозой выраженной или подразумеваемой, которая помещается персоной в страхе смерти или физического ранения самого себя, ее или другого человека.

Намерение - другой важный ингредиент криминального закона. "Мужчина не может быть виновным, если он не знает, что он совершил", - сказал Авиллер.

Некоторые юристы, однако, выстраивают философскую основу для изменения в законе, который драматично затронул бы способ, которым судьи и жюри обязаны думать относительно сексуальных отношений. В своей книге "Реальное изнасилование" Сюзан Истрич, профессор права из южно калифорнийского университета обсуждает принцип "разумная женщина" - стандарт, часто используемый в неоднозначных случаях в делах по изнасилованиям. Судейское видение "разумного человека - тот, кто не пугается легко, тот, кто не чувствует себя уязвимым, тот, кто не пассивен, тот, кто сопротивляется, не кричит," она пишет: " Разумная женщина ... - мужчина."

Истрич хотела бы устранить фактор защиты, что мужчина, обвиненный в изнасиловании, верит, что было согласие на близость. "Согласие могло бы быть определено так, что НЕТ значит НЕТ" - она пишет. У женщины должно быть "право в потенциально согласованных ситуациях иметь возможность выдвинуть обвинение в изнасилование."

Другой юрист видит опасность в следовании направлением, которое рекомендует Инрич: "Мы не хотим, чтобы закон опекал женщин", - написал Бергер, резюмируя книгу Истрич "Этика криминальной юстиции".

Юридические определения изменяются, как изменяется общество в результате давления заинтересованных групп. Закон не написан в камне, и иногда он неверен. Но сравнение юридического значения изнасилования с новыми определениями помогает измерить промежуток между мыслями ревизионистов и общественных стандартов, которые постепенно оформили наши текущие законы. Кроме того, сравнение демонстрирует трудность оценки того, как много женщин, кто классифицированы как жертвы изнасилования, базируются на скудной информации, поставляемой исследованиями, могут считаться жертвами изнасилования, согласно закону.

Оставляя в стороне вопрос, является ли такой подход справедливым по отношению к мужчинам, какой эффект переопределения изнасилования оказывает на женщин? В добавление к порождению неуместной тревоги, оно побуждает молодых женщин изолировать проблемные и противоречивые мысли в келье под названием "далеко от честного анализа". История "Джейн", студента престижного университета Мидвест, тому иллюстрация.

Джейн с подругой были подстрекаемы их деканом "сделать что-нибудь насчет date rape в их студенческом сообществе". Акция необходима, сказала Джейн, потому что "опыт затронул близких мне людей и я видела, что произошло с ними. Все это можно предотвратить, если люди будут знать, что они смогут сделать насчет этого и реально поверят, что это неправильно." Джейн в конечном итоге согласилась рассказать о том, что она описывала как ее собственный опыт date rape.

Она жила вверх по лестнице от юноши в студенческом общежитии в течение шести месяцев. Они часто говорили, заходили друг к другу в комнаты, называли ласково друг друга, поддерживали друг друга в тяжелые минуты и время от времени обнимались. Однажды ночью юноша позвонил Джейн и спросил, не может ли он к ней зайти. Джейн только что легла спать, но она с неохотой согласилась, потому что она знала, что ее друг плохо себя чувствовал в последнее время.

Когда он вошел, она бы могла сказать, что он был пьян. Потом она сказала, он набросился на нее. Она извивалась в протесте и сказала "нет", но он, казалось, не слышал. Она не кричала и не отталкивала его.

Джейн уехала домой на весенние каникулы и не думала больше об этом инциденте. Потом через две недели она увидела презентацию о date rape. Она сказала, что она начала размышлять: "Мой Бог, это то, что случилось со мной!"

Джейн и юноша в конце концов поговорили об этом инциденте (их взаимоотношения стали неуклюжи и неловки с тех пор), но она не использовала слово "изнасилование" - просто говорила ему "Я не хотела этого; это было неправильно." Он был бледным. "Боже! Это звучит, как если бы я изнасиловал тебя."

"Оглядываясь назад, - она говорит, - это такая интересная вещь: date rape - реальная вещь. Это не что-то сделанное, потому что медиа говорит вам, что это случилось; это не что-то, что вы совершаете. Это что-то, что существует реально и реально угнетает вас без вашего знания об этом."

Катерин Най говорит, что она и ее коллеги из студенческого консультативного сервиса при университете Чикаго видят много Джейн - молодых женщин, которые испытывают проблему относительно секса, неясны в их собственных представлениях о том, что они хотят и иногда испытывают вину о сексуальных желаниях. Она жалуется на психологический эффект такого бегства.

"Это так намного более полезно иметь дело с этими вещами прежде, чем они стали помещенными в эту коробку date rape, потому что тогда ... это не все увязшее на этом парне, кто делал эту плохую вещь ко мне," - она говорит. "Если они говорят 'date rape,' они не собираются думать относительно их собственного поведения; они не думают относительно их чувств. здесь нет никакого соучастия и никакой ответственности."

Мужчина как "Другой" появляется на обложке книги Паррота "Сражение с date rape". Иллюстрация изображает пару на свидание. Мужская фигура обрисована наподобие дьявола с рогами, бородой Ван Дайка, увенчанный вилами хвост, вздымающийся распутно вверх. Косой, дьявольский блеск в его глазах, он смотрит похотливо на женщину. Она в светлом, с потупленными вниз глазами, едва прикрытыми.

Фигуры хищного, демонического мужчины и невинной, асексуальной, пассивной, уязвимой женщины опять появились в описании свидания по Парроту:

"Первое, насильник вовлекает в интимное поведение, которое делают женские чувства некомфортными (для примера ложит его руку на ее бедро или целует ее в публичном месте, уже после короткого знакомства). Это обычно на вечеринке и в баре, когда музыка настолько громка, что пара должна быть очень близка друг к другу, чтобы слышать. В таких ситуациях невозможно сохранять комфортную дистанцию.

Если жертва ясно не возражает, насильник переходит ко второй стадии, в который он уменьшает чувствительность жертвы к вторжению, наращивая поведение (перемещая его руку к ее ягодицам, например). Она может чувствовать себя все более и более нелегко в результате этого поведения, и предложить выйти "подышать воздухом", надеясь, что она сможет дистанцироваться от него. Пока она действительно не скажет ему, что ей неприятно испытывать на себе его блуждающие руки, он может неправильно понять ее предложение, как то, что она хочет остаться с ним наедине. Третья стадия случается, когда она оказываются в изолированном месте и насильник настаивает на акте."

Ясно, что это та ситуация, в которой больше уверенности со стороны женщины могло бы иметь ключевое значение. Но date rape - риторика и литература, говорит Най, часто безоговорочно об "определение себя как жертвы и осуждение мужчин как противоположное, вместо того, чтобы сказать, что мы имеем ответственность взять контроль и налаживать коммуникацию."

Как показывает опыт най, это сильное обращение ко многим молодым женщинам. В пробуждении сексуальной революции в нашем смелом новом мире сосуществования обоих полов, где раздают презервативы и скверное здоровье - гинекологи, которые улыбаются солнечно, пока спрашивают своих юных клиентов, имели ли они недавно грубый секс или групповой секс - женщины колледжского возраста могут постараться положить некоторые ограничения на сексуальное поведение.

В ранней эре были различные социально поддерживаемые способы сказать "нет", например, различные виды контроля, такие как раздельные общежития, места отдыха для матерей, комендантский час, чокнутые родители - все давало женщине много место для отказа и обдумывания. Женщины также имели отличный предлог, чтобы избежать секс: "Я могу забеременеть".

Возможно, юные женщины ищущие "выход" приемлемый в новой окружающей среде университетского городка, где сексуальная открытость и энтузиазм - модно.

Для власти ортодоксального феминизма является более приемлемым сказать, что мужчины - монстры, а секс является потенциальным источником насилия, чем просто признаться "Мне сейчас это не подходит".

Что более существенно, новое определение изнасилования дает женщинам простой способ мышления о сексе, облекаемом в вину, угрызение совести или конфликт. Плохие или смешанные чувства после секса становятся чьим-то недостатком. Сексуальная встреча трансформируется в событие, в котором женщина не принимает участия, не имеет интересов, ее роль пассивна. Лицемерный статус жертвы является во многих отношениях легким ответчиком, но ни один не способствует подлинному раскрепощению женщины.