В целом.

Фактически каждая важная патология общества так или иначе связана с безотцовщиной: насилие и криминал, наркотики и алкоголь, нежелательные беременности, суицид и психические расстройства - все перечисленное находится в большей связи с безотцовщиной, чем с каким-либо иным фактором. Трагично, однако, что правительственная политика, нацеленная на работу с "кризисом отцовства", была в лучшем случае неэффективна, потому что корни проблемы лежат не в оставлении отцами своих детей, но в политике, которая стимулирует супружеское отдаление и развод.

В течение минувшего десятилетия семейные проблемы, такие как брак и отцовство поднялись на вершину внимания в области домашней политики. Две прошлые президентские администрации наряду с многочисленными местными правительствами откликнулись на продолжающейся кризис семьи, придумывая меры по вовлечению правительственной машины строго в направлении того, что прежде рассматривалось как частная семейная жизнь. Администрация Буша предложила 300 млн. долларов в год ежегодно на программу продвижения "ответственного отцовства" и на федеральную программу "здоровые браки". До того президент Клинтон создал "Президентскую Отцовскую Инициативу" и вице-президент Ал Гор председательствовал на конференции по "заботящемуся отцовству". Конгресс учредил двухпартийную оперативную группу по поддержки отцовства и принял резолюцию утверждающую важность отцовства. Почти 80% респондентов в опросе службы Геллопа указали на отцовство как на наиболее серьезную социальную проблему сегодняшнего дня (NCF 1996).

Возник целый пласт защитников отцовства, которые настаивали, что безотцовщина - наибольшая критическая проблема нашего времени. В "Безотцовской Америке" Дэвид Бленкенгорн назвал кризис детей без отцов "наиболее деструктивным направлением нашего поколения" (1995, 1). Их доводы - сильные. Фактически каждая главная патология была связана с детьми, растущими без отцов, большинство узников тюрем, подростковых правонарушителей, оставление школы, подростковая беременность, подростковые убийцы и насильники вышли из домов без отцов (Daniels 1998, всюду). Дети из богатых, но разрушенных семей, более вероятно столкнуться с проблемами, чем дети из бедных, но здоровых семей, и белые дети из распавшихся семей находятся в большем риске, чем черные дети из полных семей (McLanahan 1998, 88). Связь между домохозяйством с единственным родителем и криминалом настолько сильна, что на ее фоне бледнеют связи расы и криминала, а также бедности и криминала (Kamarckand Galston 1990, 14).

Обнародуя эти выглядящие неопровержимыми выводы, кажется, что либералы и консерваторы переосмыслили свои приоритеты. Вместо того, чтобы тратить огромные усилия и средства на программы по борьбе с бедностью, обе стороны могли бы сосредоточится на восстановлении отцовства, как на решение социальных проблем. На поверхности правительственная отцовская кампания имеет здравый смысл. Однако в данном формате она может иметь совершенно противоположный эффект задуманному.

Раскрытие отцовства высшими чиновниками обнаруживает опасную сторону. В августе 2002 Томми Томпсон, секретарь Службы Здоровья и Человека, объявил о массовом аресте родителей, которые, как он сказал, не повиновались правительственным приказам, называя их "наиболее злостными родителями-неплательщиками". Сводки новостей объявили о программе, запущенной администрацией Клинтона под названием "Проект Спасения Наших Детей". Клинтоновские годы отметились все более повторяющимися и ужесточающимися мерами против "отцов-неплательщиков". Закон о наказание родителей-неплательщиков 1998г. сопровождался "применением суровых мер в области сбора алиментов… для установления, анализа и расследования родителей для уголовного наказания." Донна Шалала, секретарь Сервиса Здоровья и Человека объявила о Федеральном Регистре, чтобы следить за 20 млн. родителей, на предмет наличия у них задолжностей по детской поддержке, а также о создании базы данных, которая будет регистрировать каждого вновь нанимаемого индивидуала в стране (HHS 1998 b).

Среди всех их перетрясок было очень мало публичных дискуссий о соответствующей роли общественной политики с уважением к отцовству и семьям. Выстраивание федеральных агентств, чтобы продвигать такое частное и личное как отношение родителя с его собственными детьми, поднимает ряд вопросов. Утверждение, что правительство имеет легитимную роль в разрешении проблемы отцовства, затрагивает другой фундаментальный вопрос - а не сыграло ли правительство определенную роль в сотворение проблемы? То, что мы видим в "кризисе отцовства", может быть оптическим обманом. То, что для многих выглядит как социальная проблема, в реальности может быть последствием политики государства.

Обычное представление, излагаемое политическими лидерами, медиа комментаторами, внушает, что проблема проистекает от отцовского "бегства" от детей. Клинтон заявил, что отцы, преследуемые его администрацией, "сделали выбор, бросить их детей" (1992). Бленкенгорн пишет "Сегодня принципиальная причина безотцовщины - родительский выбор" (1995, 22-23). Дэвид Попен написал, что отцы "выбирают уходить" от ответственности отцовства (1998, 34). Тем не менее, никто из этих политтехнологов или писателей не привел никаких свидетельств в пользу их заявлений, фактически ни правительственные, ни академические исследования не показали, что большое число отцов оставляет их детей. Кроме того, исследования, которые отвечают на вопрос непосредственно, пришли к противоположному заключению.

В своем обширном исследовании психолог Сенфорд Бревер из Государственного Университета Аризоны продемонстрировал, что очень мало отцов добровольно оставляют своих детей. Бревер обнаружил, что в подавляющем большинстве матери, но не отцы, становятся инициаторами развода. Более того, большинство этих женщин поступают так не на почве таких серьезных причин как насилие или измены, но по таким причинам как "нет чувства любви или понимания". Также обнаружено, что насильственно разведенные отцы в основном оплачивают все выплаты на ребенка, при условии, если они работают и имеют доступ к своим детям, которых они якобы бросили. (1998, глава 7)

Другие исследования пришли к похожим выводам. Маргарид Бриниг и Дуглас Олен установили, что женщины становятся инициаторами разводов в 70% всех случаев. "Они не только заполняют больше заявлений, но… они больше провоцируют разделение". В наибольшей степени основной стимул для развода не такие причины как измены, насилие, но контроль над детьми. "Мы обнаружили, что тот, кто получит детей, является наиболее важным компонентом в бракоразводном процессе" (2000, 126-27, 129, 158). Эту статистику вполне можно интерпретировать в том духе, что развод стал фактически легальным средством киднепинга детей.

Кроме того, огромная бракоразводная машина способна не только отнимать детей у ни в чем не повинных родителей, но также превращать этих невиновных родителей в преступников такими способами, которые те не в силах избежать. Что мы видим сегодня, является ничего больше, чем криминализация родителей, особенно отцов. Абсолютно законопослушные отцы могут быть вытолкнуты в криминал режимом насильственного развода.

Отчасти ответственен за данное положение вещей так называемый "быстрый" развод, который позволяет одному из супругов аннулировать контракт без всяких для себя последствий (1996, 143-52). "Во всех других сферах контрактного закона, тот, кто разрывает контракт, обязан компенсировать ущерб его партнеру, - пишет исследователь Роберт Вилан, - но под системой данного вида этот элемент контрактного закона не действует" (1995, 3). Когда вовлечены дети, их отделение от одного родителя сопровождается усиленным государством криминальным наказанием против того родителя, чьей вины нет буквально.

Мы не знаем точно, как многих это затронет. Приблизительно полтора миллионов разводов происходят ежегодно в США. Некоторые исследования предсказывают, что 65% всех браков закончатся разводом. Примерно 80% всех разводов - результат одностороннего решения, и эта цифра может быть выше, когда вовлечены дети, приблизительно три пятых всех разводов. Все говорят больше, чем миллион детей становятся жертвами разводов каждый год (Furstenberg and Cherlin 1991, 22; Gallagher 1996, 5, 9, 22, 84-86; Martin and Bumpass 1989). Эти цифры подразумевают, что каждый год порядка 700 тыс. родителей насильственно принуждаются к разводу, и контроль над их детьми переходит правительству. Что мы можем сказать определено, что все 12-20 миллионов родителей, которые сейчас преследуются правительством как псевдокриминалы, были насильственно отделены от их детей без всякой вины с их собственной стороны (HHS b OCSEA 2001).

Трудно переоценить важность этого пункта, который противоречит уверениям высших чиновников, которые призывают ко все новому наступлению на якобы распутных отцов. "Дети не должны страдать дважды за решение их родителей развестись, - объявил сенатор Майк Ди Вайн в июне 1998 г., - первый раз когда они решили развестись, и второй раз когда они избегают финансовой ответственности" (Congressional Record , June 5, 1998, S5734). Однако большинство отцов и лишенных права на опеку матерей не принимали такого решения.

Меры наказания, налагаемые на разведенных родителей, могут быть справедливыми в рамках распространенной веры (и как уверяют правительственные заявления), что те родители, которые бросают их детей, дают основание для развода. Родители, которые расторгают браки, возможно, заинтересовывают государство в гарантиях благосостояния их детей. Не ясно, однако, что заставляет общественность оправдывать удаление детей от тех родителей, которые не способствовали разрушению их брака.

Некоторые, тем не менее, возражают, что даже те отцы, чьи дети были от них изъяты не по их согласию или вине, все равно обязаны делать все финансовые отчисления и выполнять все судебные предписания. То, что все родители обязаны заботится и обеспечивать их детей - не вопрос. Не произносимый вопрос, почему родители, которые не обвинены ни в каких криминальных нарушениях, должны передавать государству право на воспитание их детей? Требование к безупречному родителю "финансировать кражу его собственных детей", как выразился поверенный Джед Абрахам (1999, 151), поощряет правительственные должностные лица захватывать контроль над детьми, собственностью, и людьми в такой степени, в какой они могут это себе позволить, таким образом, увеличивая их сферу полномочий и потребность в их услугах.

Правительственный аппарат по делам семьи.

За всей недавней заботой относительно распада семей, удивительно, как мало внимания было уделено семейным судам. Они, несомненно, являются тем инструментом, с помощью которого правительство рутинно глубоко проникает в частную жизнь индивидуалов и семей. "Семейный суд является наиболее мощной ветвью судебной системы", согласно Роберту Пейджу, судье семейного суда Нью-Джерси. "Власть семейного суда", по их собственной оценке "является почти неограниченной" (1993, 9, 11). Эйб Фортас, судья Верховного Суда однажды охарактеризовал их как "суд кенгуру" ( In Re Gault , 387 U. S. 1, 27-28 [1967]).

Очень мало информации доступно об этих судах. Они обычно работают за закрытыми дверьми и не ведут отчетов. Статистические данные фактически отсутствуют, поскольку судьи и ассоциации юристов лоббируют воспрепятствование сбору данных. (Levy, Gang, and Thompson 1997).

Наиболее поразительно, они требуют освобождения от должных законных процедур и даже от Конституции, как сказал один отец, будучи интервьюированным главным судебным исследователем в Нью-Джерси, "Положения американской конституции не применяются к домашним случаям, поскольку они больше определяемы Судом Справедливости, чем Судом Закона. [1] Связанное правило, известное как “домашнее исключение отношений”, как говорят, оправдывает отказ федеральных судов тщательно исследовать дела по семейному законодательству на предмет нарушения конституционных прав (60 U. S. L. W. 4532 [June 15, 1992]). Существенная часть федерального прецидентного права признает воспитание как "неотъемлемое" конституционное право “намного более ценное, чем право собственности”, что “бесспорно гарантирует уважение, и, отсутствия мощного, противоречащего интересам, вмешательства.” Этот “фундаментальный либеральный принцип,” федеральные суды полагают, “не может быть отклонен, не нарушая те фундаментальные принципы свободы и правосудия, которые лежат в основе всех наших гражданских и политических учреждений” (Hubin 1999, 124), Но тем не менее, суды по разводам фактически никогда не применяют такие очевидные конституционные принципы.

Отец, который предстает перед судом, возможно, будут уведомлен всего за несколько часов до начала слушаний, которые в свою очередь будут длиться тридцать минут или меньше, в течение которого он потеряет всю власть над его детьми, ему будет сказано когда и где он имеет право видеть их, и будет приказано платить детское пособие, его имя будет занесено в федеральный регистр, его зарплата будет немедленно разделена, и правительство будет иметь доступ ко всей его финансовой информации. Не требуется никаких подтверждений о гражданских или криминальных нарушениях, и нет необходимости в соглашении о разводе и разделении. Однако с этой самой минуты, если он попытается увидеть его детей вне указанного времени или прекратит платить детскую поддержку, он подвергнется аресту.

Родитель, вызванный в суд против его воли, также может быть подвергнуть вопросам о его частной жизни, что Абрахам охарактеризовал как "допрос". Он может быть принужден сдать личные дневники, корреспонденцию, финансовые отчеты и другие документы, обычно защищаемые Четвертой Поправкой. Его личные привычки, передвижения, разговоры, записи и приобретения - предмет пристрастного изучения судом. Его дом может быть посещаем правительственными агентами. Его посещения детей могут контролироваться и быть ограничены "центром по контролю за посещениями". Все что он скажет его супруге или детям, также как и семейным консультантам и личным психотерапевтам, может быть использовано против него в суде, и его дети могут быть использованы для информирования о его лояльности. Отцам задают интимные вопросы, какие они чувства испытывают к своим детям, что они делают с ними, где они их касаются, как и куда они их целуют, как они кормят и купают их, что они покупают им и что они обсуждают с ними. Согласно Абрахаму, отцы, против которых нет свидетельств правонарушений, принуждаются пройти тест на плетисмографе, тест, регистрирующий физические реакции, который заключается в том, что на половой член надевается специальный чехол, затем отца заставляют смотреть порнографические фильмы с детьми (1999, 148, 58). Родители, которые отказываются его проходить, могут быть немедленно подвергнуты аресту и заключению под стражу или повергнуться психиатрическому обследованию.

Родитель, который лишен детей, больше не имеет права знать, где его дети живут, какую школу посещают, в какую церковь ходят. У него нет доступа к школьным или медицинским записям или какого-либо контроля над лечением или медикаментами. Ему может быть запрещено водить его детей к дантисту или доктору, ему может быть указано, какие религиозные службы он может посещать с детьми и на какие религиозные темы с ними говорить.

Вполне обычным бывает для отца, зарабатывающего 35 тыс. долларов накопить 150 тыс. судебных издержек, согласно вашингтонскому адвокату Виллиаму Доусу. В отличие от любого другого долга, этот долг может быть собран путем тюремного заключения. В отличие от обитателей средневековых долговых тюрем, он заключен в тюрьму за долги, которые он не занимал добровольно. Одна из наиболее удивительных практик семейного суда - назначение отцам оплачивать работу адвокатов, психотерапевтов и других должностных лиц, которых они не нанимали, и без промедления отправится в тюрьму за неповиновение.

Семейный закон попирает такие базовые конституционные ценности как свобода слова, свобода печати и даже частные личные отношения. В некоторых юрисдикциях считается незаконным критиковать судей семейного суда или обсуждать действия семейного суда, и отцы неоднократно подвергались арестам, когда пытались делать это. Отцы, которые высказываются против семейных судов, сообщают, что их детей часто используют для того, чтобы заставить их замолчать, их адвокаты советуют им не присоединятся к отцовским правозащитным группам, давать интервью прессе, и как-либо критиковать судей. После свидетельства к Конгрессу о работе семейного суда, Джим Вагнер из Совета Джорджии по правам детей был лишен опеки над двумя его детьми и приговорен к выплате 6000 долларов издержек. Когда он не смог заплатить эту сумму через пятнадцать дней, он был арестован. "Мы убеждены… суд пытается наказать Вагнера за демонстрацию половой дискриминации в семейном суде и "не правильное" поведение в комитете Конгресса", - сказал Сони Бормистер, президент совета (CRC 1992, 9). По закону отстраненный от любой политической идеологии, Департамент Юстиции публикует доклад судей подросткового и семейного суда, в ассоциации с якобы беспристрастными судьями, который атакует отцовские группы за их "патриархальные ценности" и за защиту "прав отцов вместо их ответственности". Якобы аполитичные судьи спрашивают, "Как можем мы научится противостоять действиям отцовских правозащитных групп?" (qtd. in McHardy and Hofford 1999).

Подобно другим государственным судьям, судьи семейного суда или избираются, или назначаются комиссиями, где доминируют адвокаты и другие чиновники (Tarr 1999, 61, 67, 69-70). Другими словами, эти судьи занимают политические позиции и зависят от ассоциаций адвокатов, которые заинтересованы в максимализации судебных тяжб (Corsi 1984, 107-14; Watson and Downing 1969, 98, 336). Они также владеют обширными полномочиями патронажа, которые позволяют им вынудить истцов-ответчиков платить поверенным и экспертным свидетелям. Эти полномочия не ограничены семейными судами, патронажная власть судей долгое время признавалась (Jacob 1984, 112). Все же ни в каких других судах патронаж столь полностью не заслонил само правосудие. Хотя семейные суды, подобно большинству судов, заявляются быть перегруженными, совершенно ясно, что быть перегруженными - в их интересах, потому что судебные полномочия и доходы определены спросом. Как поясняет судья Пейдж, "Судьи и персонал работает по делам, которые эмоционально и физически иссушают из-за количества и качества проходящих споров; они могли бы заслуживать достойную оплату и некоторые льготы… С улучшенным статусом судей и системой семейного суда, те идут к состоянию достойному выделяемых на них бюджетных фондов" (1993, 19). Хотя нагрузка является большой, цель в улучшении статуса суда состоит, видимо, в том, чтобы еще больше увеличить эту нагрузку. Если судебная власть частично рассматривается как бизнес, то более удовлетворенные клиенты в данном случае - ассоциации адвокатов и разводящиеся родители, которые ожидают получить опеку над их детьми, - привлекут еще больше количество клиентов. Снова в словах судьи Пейдж: "С улучшением сервиса больше людей будут приходить в суд, ожидая от него определенной пользы… По мере того, как суд будут лучше справляться со своей работой, больше людей будут обращаться к нему как к средству решения споров… Чем лучше функционирует система семейного суда, тем будет больше количество обслуживаемых клиентов." (1993, 20). В этом представлении, чем более привлекательными будут суды для родителей, ищущих опеку над детьми, тем больше родителей с такими намерениями будут обращаться в суд и тем больше детей будет разлучено, в первую очередь, с их отцами.

Обидчики или защитники?

Карательный уклон распространяется в обращении суда с отцом на всем протяжении бракоразводного процесса, но презумпция виновности становится очевидной в случае обвинения в супружеском или детском насилие. Отцы, обвиненные в насилие в течение бракоразводного процесса, редко получают формальное обвинение или заключение, потому что как правило нет никаких улик против них; следовательно, они никогда не получают должной судебной возможности очистить их имена, не говоря уже о возвращении им их детей. И все же одного этого обвинения достаточно, чтобы запретить контакт отца и с ребенком и внести его имя в базу данных сексуальных преступников (Parke and Brott 1999, 49-50).

Хотя выдвижение обвинения не обязательно заканчивается арестом отца, оно устанавливает его статус в качестве квази-криминала, чье передвижение контролируется судом. Этот контроль осуществляется в форме ограничительного ордера, нарушение которого ведет к аресту. Ордера, разделяющие отцов и их детей на месяцы, годы, а то и на всю жизнь, выдаются без наличия любого доказательства или свидетельства. Их часто выдают на слушаниях, на которых отец не присутствует или даже не знает о них, или они могут выдаваться по телефону, факсу вообще без всяких слушаний. Отцы, получившие такой ордер, должны немедленно оставить их жилище и не предпринимать в дальнейшем никаких контактов с их детьми.

Бостонский адвокат Елейн Епштейн, прежний президент массачусетской женской адвокатской ассоциации, написала, что обвинения в насилие сейчас обычно используются как тактическое оружие для получения преимуществ в опеке, и что ограничительные ордера раздаются, "как конфеты". "Ограничительные ордера предоставляются фактически всем, кто их запрашивает" и "фактические свидетельства становятся излишними" - она пишет. "Фактически во всех случаях не уделяется никакого внимания ни необходимому разбирательству, ни серьезности свидетельств." Одни лишь массачусетские судьи выдают по 60000 ордеров каждый год (1993, 1).

Арест отцов за посещение публичных мероприятий, таких как музыкальное выступление их детей или спортивных мероприятий - событий, на которых может побывать любой незнакомец - является обыденным. В 1997 г. Национальное Общественное радио сообщило об аресте отца в церкви за присутствие на первом причастие его дочери. В течение времени его дочь кричала и умоляла узнать, когда ее отец сможет снова увидеть или позвонить ей. Ответ: из-за пожизненного ограничительного ордера - никогда. Даже случайный контакт в общественном месте заканчивается арестом. Ричард Рассел, судья из Нью-Джерси, на семинаре судей в 1994 г. высказался следующим образом: "Наша работа - не забота о конституционных правах мужчин… Выбросите его на улицу, дайте ему одежду на его плечи… Женщины нуждаются в такой защите, потому что сам ее статус гарантирует ей эту защиту. Домашние ссоры - зло нашего общества, и мы не намерены заботиться о каких-то правах" (qtd. in Bleemer 1995, 1)

Некоторые аргументируют, что судьи вынуждены "балансировать" права обвиненных мужчин с потребностью женщин в защите, тем не менее, это не нормально ограждать граждан от их базовых конституционных прав, включая право на свободное передвижение и на свободное общение (особенно с их собственными детьми) просто потому что кто-то просит нас делать это. Мы предполагаем, что все граждане являются невиновными до тех пор, пока не будет доказана их вина, что они имеют право на полноценные юридические процедуры, что они могут радоваться базовым свободам до тех пор, пока свидетельство о нарушении не будет представлено против них, и что за преднамеренно фальшивые обвинения будет следовать наказание.

Некоторые уверяют, что ограничительные ордера используются из принципа "лучше защищать, чем сожалеть", однако это поднимает вопрос, как ограничительные ордера могут быть предотвратить насилие, если насилие уже само по себе является незаконным. Отец, чья жена получила ограничительный ордер против него, согласно "Санкт-Питерсбург Таймс", "был отстранен от совершения всякого насилия над ней"(Schroeder and Sharp 1992, 2). Был ли он также огражден от остальных из нас? Ограничительные ордера кажутся предназначенными не столько, чтобы предотвращать правонарушения, сколько для того, чтобы отстранять и криминализировать отцов. Принуждение отца оставаться вдали от его детей, может привести в ответ к тому насилию, от которое эта мера якобы назначена предотвращать. Немного жизней, если таковые вообще имеются, были спасены, но гораздо больше вреда и, возможно, потерь жизней проистекло от самих ограничительных ордеров, и арестов и конфликтов, следующих оттуда, - пишет отставной судья масачусетского окружного суда Милтон Рафелсон, - Это не только мое мнение, это мнение многих, кто вынужден помалкивать из-за соответствующего политического климата. Невиновных мужчин и их детей разлучают друг с другом" (2001, 4).

В связи с этим существует быстро растущая, финансируемая правительством, система центров посещений, где отцы, не обязательно осужденные за какие-либо виды правонарушений, должны платить по 80 долларов за каждый час свидания с их собственными детьми под присмотром социальных работников. "Люди кричат на вас на глазах у ваших детей. Они стараются деградировать отца в глазах его детей" - сказал отец Джим О`Брайн в августе 1999 г. в интервью газете "Массачусетс Ньюс". "Я бы никогда не хотел приходить туда… Они унижают вас". Когда О`Брайн попросил его дочь рассказать, как прошло ее первое причастие в церкви, социальный работник подпрыгнул и закричал: "Вам запрещено задавать этот вопрос!" (Maguire.

Практика контролируемых посещений была учреждена Наблюдательным Советом за Посещениями (SVN), группа, чье членство значительно выросло со дня его основания в 1992г. "Стандарты и правила" SVN делают ясным, что контролируемые визиты, не объясняются лишь случаями насилия или потенциального насилия со стороны, лишенных права опеки родителей, которые недвусмысленно оцениваются как исключительные обстоятельства, но, в первую очередь, речь идет о том, что включается в любое понятие "семейного конфликта". SVN включает в понятие "семейное насилие" обстоятельства, которые являются не физическими, противозаконными, или на самом деле насильственными: "Семейное насилие - любая форма физического, сексуального или другого вида плохого обращения одного члена семьи в отношении другого" (SVN 2001).

Домашнее насилие - сегодня является важнейшей индустрией, финансируемой через взаимосвязанные правительственные программы на федеральных государственных и местных уровнях, частными фондами и правительственными организациями. Предпосылка, на которой эта индустрия в значительной степени базируется, что домашнее насилие является политическим преступлением, совершаемым исключительно мужчинами против женщин, была уже неоднократно опровергнута множеством исследований, демонстрирующих, что мужчины и женщины совершают домашнее насилие в равных пропорциях (Fiebert 1997; Straus). В юридическом смысле, конечно, не имеет значения, какой процент от домашнего насилия совершен каким полом, потому что важной проблемой является должный юридический процесс для каждого отдельного индивидуума. Все же особое признание категории "домашнее насилие", выделенное среди других форм злоупотреблений - категория, определяемая частными взаимоотношениями между сторонами больше, чем природой их действий - стирает различие между криминальным и некриминальным персональным конфликтом.

Власть криминализировать ненасильственное частное поведение, личные недостатки, и обычные семейные разногласия, сжато выражена в термине "злоупотребление", который двусмысленен и эластичен достаточно, чтобы быть распространенным за границы, того, что обычно рассматривается физическим или криминальным. "Вам не обязательно быть побитым, чтобы пострадать от насилия" - на сегодняшней день стандартное направление в литературе по насилию. Злоупотреблением может являться "критика в ваш адрес по какому-нибудь пустяку", "внушение вам плохого мнения о самом себе". Криминальные юридические агентства теперь применяют эти определения в официальных публикациях. Национальная Академия Поддержки Жертв - проект, основанный Департаментом Юстиции США и опубликованный на его интернет сайте, включает такие термины как "сильная ревность и чувство собственничества", "постоянная критика" и "игнорирование или высмеивание нужд жертвы" - в его разделе о домашнем насилие (Coleman et al. 2000).

В соответствии с этим критерием насилием становится то, что предполагаемая жертва сама определяет в качестве насилия. В ее влиятельной книге "Избиваемая женщина", психолог Линор Вокер оправдывает женщину, которая насильственно атаковала ее мужа, потому что он причинял ей насилие тем, что игнорировал ее и поздно возвращался с работы" (1979, xv).

Важным тут является вот что: в какой степени эта истерия с домашним насилием нацелена на отделение детей от отцов. Есть причина полагать, что это является главной целью кампании. Феминистки указывают, что большинство случаев домашнего насилия происходит во время "битв за опеку" и что значительное преобладание домашнего насилия имеет место между разведенными и разделенными парами (Rennison and Welchans 2000, 4-5). Сюзен Сарнофф из университета штата Огайо указывает, что Насилие Против Женщины Акт II, принятый конгрессом в 2000г. не только предоставляет фальшивым обвинениям легитимный статус, но предлагает обильные награды за это, включая "право" отказа в опеки и даже в посещении обвиненному отцу, без всяких требований доказательств его вины. Более того, "список определений домашнего насилия настолько широк, что он даже не требует, чтобы насилие было физическим" (1998, 1, 12).

Наиболее серьезный эффект насильственного изъятия детей от отцов на основании псевдообвинений - насилие над детьми, которое является следствием. В противоположность популярной вере, отнюдь не отцы, но матери - особенно матери-одиночки - более часто совершают насилие в отношении детей. Как показывает исследование HHS, женщины в возрасте от двадцати до сорока девяти в два раза чаще совершают акты насилия в отношение детей по сравнению с мужчинами: "Оценка показывает, что две трети, совершающих насилие над детьми, являются женщины" (HHS 1998 a, xi - xii). Учитывая, что мужчины-преступники не обязательно отцы, но более вероятно любовники или отчимы, отцы в наименьшей степени являются злоупотребителями. Исследователь Роберт Вилен установил, что дети в тридцать три раза чаще подвергаются насилию, когда живут вместе с любовником матери или отчимом (1993, 29). И "в противоположность общественному восприятию, - пишут Патрик Иген и Дороти Хенкс из Фонда Хериджа, - наиболее часто физическое насилие в отношении детей совершают матери, а не мужчины" (1997, 16). Матери ответственны за 55% всех детских убийств, согласно отчету Департаменту Юстиции США за 1994г., где отцы были ответственны за относительно незначительный процент (BJS 1994). С точки зрения отцовства ситуация выглядит так, что реальные насильники детей, намеренно устраняют отцов из жизни их детей, чтобы иметь возможность совершать безнаказанное насилие над ними. Адрин Бюргесс пишет, что "отцы часто играют роль защитника внутри семьи" (Burgess 1997, 54). Это заявление подтверждено академическим исследованием: "Присутствие отца… сокращает риск сексуального насилия над детьми" - говорится в исследовании семей с низкими доходами. "Защитный эффект от присутствия отца в большинстве домохозяйств значительно превышает риск насилия со стороны небольшого количества отцов-преступников" (Rowland, Zabin, and Emerson 2000).

Мало того, что роль защитника стала идеологически не политкорректна, но и она сама может криминализировать отца. Ибо насилие, совершаемое мужчинами, может часто быть результатом, а не причиной потери отцом детей; здравый смысл подсказывает, что насилие может проявляться у отцов, которые раньше не были замечены в нем, в тот момент, когда их лишают их собственных детей. "Значительный процент насилия происходит в семьях, в течение развода в семьях, где никогда не происходило этого" - согласно Дугласу Шонбергу, адвокату по разводам из Нью-Джерси (qtd. in Braver 1998, 240). Энн МакМарри из австралийского Гриффит университета, пришла к заключению, что домашнее насилие обычно возрастает "в течение процесса развода, особенно на почве диспутов об опеки над детьми, алиментов и посещений". МакМарри описывает как насилие, "не будучи характерной чертой в браке, было инициировано процессом разделения" (1997, 543, 547).

Нападения на судей и юристов также обычно связаны с тяжбой по опеке. "Судьи и юристы повсюду согласны… что семейный закон - наиболее опасная область практикования" - сообщает "Юридический Еженедельник Калифорнии" (McKee 1999). 1992г. был "одним из самых кровавейших в истории судебной системы разводов - время, когда сердитые и ожесточенные истцы и ответчики объявили об открытие сезона охоты на судей, адвокатов и супругов, которые вынудили их появиться в суде" (Cheever 1992, 29). Округ Дакота, штат Миннесота, окружной прокурор Джеймс Бэкстром говорит, что процедуры в семейном суде куда более насильственные, нежели в криминальных судах: "Мы больше всего озабочены о людях в семейном суде" (qtd>. in Worden 2000). "Бостон Глоуб" пишет, что некоторые судьи носят оружие под их мантиями, чтобы защищать себя не от криминала, но от отцов (McGrory 1994, 33). В декабре 1998г. телевизионный канал ABC также рапортовал об этом феномене. Ни один отец не был процитирован, но сами отцы изображались как немногое лучше, чем просто опасные животные. Один из многих опрошенных юристов прокомментировал: "Вы обычно не представляете, какие монстры скрываются внутри обычных людей".

Отцы-неплательщики и или популярный обман?

Как было отмечено выше, лишенные прав на опеку родители могут быть подвергнуты аресту за непредписанный контакт с их детьми, но криминализация большинства отцов происходит благодаря системе по сбору алиментов. Родители, которым не достается право на опеку, должны платить детскую поддержку родителям, которым такое право вручается. Такая ситуация имеет тенденцию превращать детей в денежный приз. На практики она оказывает схожий эффект на правительство, ибо деньги проходят через государственную казну, принося выгоду государству. Согласно закону о наказание родителей неплательщиков, если по какой-либо причине родитель задолжал больше, чем $5000 - он становится преступником. Теоретически он может стать преступником сразу же, как потеряет его детей. Если назначенная выплата достаточно высока и записана задним числом, он будет подвергнут немедленному аресту, даже если у него есть возможность заплатить.

Отец, обвиненный в "гражданском неповиновении" в связи с неуплатой алиментов, может быть лишен должного юридического процесса и легально рассматриваться в качестве виновного, пока не докажет свою невиновность. "Бремя доказательства может быть возложено на самого ответчика" - согласно юридическому анализу Национальной Конференции Государственных Собраний Штата (NCSL), организации, которая поощряет агрессивное судебное преследование. Отец также может быть обвинен в криминальном неповиновении, за которое его теоретически нужно должным образом судить, но фактически так не происходит. "Грань между гражданским и криминальным нарушением часто размыта в случаях связанных с неуплатой детской поддержки, - продолжает NCSL. - "Не всякое действие по неуплате алиментов квалифицируется как криминал, поскольку обвиняемый имеет право на жури присяжных". Дальше, "даже нищие ответчики необязательно имеют право на адвоката". Таким образом, отец который потерял его детей без малейшей своей вины, может быть арестован и быть вынужден доказывать свою невиновность без формального обвинения, без рассмотрения, без беспристрастного жюри (Myers n. d.).

Как отмечено выше, отцы, которые якобы не платят детскую поддержку - "отцы-неплательщики" - являются сейчас объектом национальной демонологии, официально назначенные злодеи, чьему "заслуженному" наказанию аплодируют политики, пресса и общественность. Все же действительность несколько отлична, ученые уже бросили вызов стереотипу отца-неплательщика, так что он требует лишь краткого пересмотра. Бравер обнаружил, что правительственные заявления об неуплате основываются не на почве собранных данных (которых не существует), но просто из опросов родителей-опекунов. Подобно другим, он заключил, что наиболее частой причиной неплатежей является безработица (1998, 21-22 and chap. 2).

Вращающиеся двери и другие каналы соединяют семейные суды с бюрократией, осуществляющей исполнительную власть. Девид Росс, глава федерального ведомства по ужесточению сбора детской поддержки при администрации Клинтона, начал его карьеру как семейный судья, перед тем как переместится в суды более высокой инстанции. Вэб-страница федерального Офисса по Сбору Детской Поддержки (OCSE) за 2001г. пишет, что ему было присуждено звание "Судья года в Америке" Национальной ассоциацией Взаимной Поддержки Семьи в 1983г., а также "Судья семейного суда нации" в 1989., тот факт, что исполнительные агенты даруют почести, по общему мнению, беспристрастным и аполитичным судьям, указывает на заинтересованность агентов в решениях семейных судов, направленных на отделение детей от их отцов и присуждение карательной детской поддержки, что в свою очередь потребует их услуги. То, что правительственная интернет-страница хвастается о наградах, врученных должностным лицам, лоббирующими свои интересы группами, показывает как мало этического надзора эти связи удостаиваются. Вэб-страница NCSEA описывает его членов как "государственных и местных агентов, судей, глав судов, окружных прокуроров, правительственных и частных поверенных, социальных работников, адвокатов и других профессионалов по части алиментов", как и "общества, которые сотрудничают с правительством в назначении детской поддержки" (NCSEA 2001). Другими словами, должностные лица от двух отраслей, включающие правительственные и частные сектора, имеют финансовый интерес в отделение отцов от их детей.

Урегулирования уровней детской поддержки - политический процесс, проводимый группами давления, вовлеченными в развод, но от которых, родители, которые платят поддержку, в значительной степени отстранены. Приблизительно половина штатов пользуется руководствами, разработанными не законодательными органами, а судами и агентствами по надзору, и во всех штатах эти должностные лица имеют доминирующую роль. (Morgan 1998, table 1-2). Под разделением полномочий мы обычно не разрешаем полиции и судам создавать законы, силу которых они используют и которые интерпретируют, потому что это создало бы очевидный конфликт интересов. В то же самое время законодательное принятие закона - вовсе никакая не гарантия беспристрастности, потому что законодатели могут перенаправлять действие контрактов в пользу их собственным интересам.

Условия для участия гражданина выглядят неподобающими в большинстве случаев. Вирджиния нуждается в законодательном постановлении, но анализ ее руководящих принципов в области сбора детской поддержки в 1999 был проведен комиссией, которая включала лишь одного частично работающего родителя, платящего детскую поддержку и десять занятых полное время представителей агентств и организаций, которые имели прямую выгоду от разводов (Koplen 1999, 4). "Комиссии, которые были созданы, чтобы изучить руководящие принципы, были составлены в основном из людей, которые не обладали нужной квалификацией, чтобы оценить экономические аспекты руководящих принципов, или вероятно имели интерес в поддержании статуса кво" - пишет окружной прокурор Джорджии Виллиам Акинс. "В 1998… из 11 членов этой комиссии, двое были членами судейской власти, двое представляли адвокатские группы родителей-опекунов, четверо были или бывшими или настоящими служащими по надзору за сбором детской поддержки, и двое - представителями законодательной власти" (2000, 12). В случае, в который была вовлечена мать не опекун, верховный суд Джорджии согласился с оценкой, что руководящие принципы штата являются неконституционными на "многочисленных" основаниях. "Руководящие принципы не имеют никакого отношения к конституционным стандартам пособия на ребенка в плане требования от каждого родителя равных обязательств в материальном обеспечении ребенка" и создают "дополнительный источник дохода для опекуна". Характеризуя руководящие принципы, как "противоречащие общественным интересам и здравому смыслу", суд отметил, что они не имеют никакой связи со стоимостью воспитания ребенка. "Родитель-опекун не вносит вклад в детские затраты в той же степени как и родитель-неопекун, а часто и вообще нисколько не вносит" - отметил суд. "Налагаемые суммы оставляют родителя неопекуна в бедности, в то время, как родитель опекун радуется более высоким стандартам жизни" (Georgia DHR v. Sweat, Georgia Supreme Court, no. SO 3 A 0179 [April 29, 2003]). Суд штата Теннесси аналогично аннулировал руководящие принципы сбора детской поддержки как нарушающие нормы конституции о равной защите. (Gallaher v. Elam, Tennessee Appeals Court, no. E2000-02719-COA-R3-CV [January 29, 2002]).

Конфликты интересов еще более ясно проявляются в частном секторе. Ведомство по надзору за сбором алиментов является сейчас национальной индустрией с расходами в 5 миллиардов долларов и с оборотом, многократно превышающем указанную сумму. Приватизация создала субсидируемый правительством класс охотников, финансово заинтересованных в создании "преступников". В 1998 налогоплательщики Флориды заплатили 4.500 тыс. долларов к Lockheed Martin IMS and Maximus, Inc., а отцами было выплачено 162000 (Parker 1999). "Supportkids" из Остина, штат Техас, описывает себя как "лидера частного сектора" в том, что называется "индустрией сбора алиментов". Компания является уверенной насчет хороших инвестиционных доходов в грядущие годы, оптимистической, что преступления будут только возрастать. "Рынок обслуживает в целом 57 миллиардов и ежегодно растет на 6-8 миллиардов" - из пресс-релиза компании в марте 2000. "Для работы частного сектора существует огромный рынок" (Supportkids 2000). Размеры этого "рынка" определяются не спросом потребителя, а тем, сколько родителей могут быть насильственно отделены от их детей и принудительно криминализированы, что "противоречат здравому смыслу" - как определил судья Верховного суда Джорджии.

Долги были косвенно установлены самими компаниями, которые собирают их. С 1983 по 1990 Роберт Виллиамс, в прошлом президент Policy Studies Inc. (PSI), являлся оплачиваемым консультантом, где он помогал разрабатывать унифицированные руководящие принципы штата в федеральном Проекте Руководящих Принципов Детской Поддержки на гранды Национального Центра для Судов Штатов. Он также консультировался напрямую многими штатами. В течение этого времени "при федерально направляемом подходе … значительно возросли обязательства по алиментам", - согласно Джеймсу Джонстону, члену Консультативного Комитета Рководящих Принципов Детской Поддержки штата Канзас. Конгресс также провел Поддержка Семьи Акт за 1988г., требуя, чтобы штаты разработали руководящие принципы, и давая на это им всего несколько месяцев (Rogers and Bieniewicz 2000, 2, 5). Фактически все штаты уложились в предписанный срок, многие еще быстрее, приняв модель Виллиамса. "Руководящие принципы были предназначены в 1989 г., чтобы обеспечить получение штатом Джорджия федеральных фондов на сумму $25 млн." - пишет Акинс(2000).

Спустя год, когда после объединения с HHS обязательные руководящие федеральные принципы были приняты, Виллиамс принялся за PSI. С его внутренними знаниями он развил консультационный бизнес и агентство по сбору, планирующее возможности приватизации с теми, кого он консультировал, пояснил Джонсон. В 1996 г. его компания имела самое большое число контрактов по сбору детской поддержки… в сравнении с любой другой аналогичной частной компанией” (1999). Денверский Деловой Журнал сообщает, что PSI совершил стремительный рост, благодаря национальной кампании против "отцов-неплательщиков". От трех служащих в 1984 г. он быстро вырос до пяти сотен в 1996, перед тем как социальная реформа вступила в силу, благодаря чему компания "стала получать еще больше прибыли". (Mook 1997).

Все же более серьезным, чем сделки, является уровень обязательств. Агентство по сбору получает выгоды только тогда, когда есть долги. Виллиамс заинтересован не только в том, чтобы алименты были как можно больше, но он также заинтересован в создание разного рода препонов, долгов и "преступников".

Модель Виллиамса широко и сурово критиковалась за ее методологию (Rogers 1999). Он сам признал, что "среди экономистов не существует никакого согласия по поводу наиболее действенной теоретической модели для оценки расходов на воспитание детей" и что "использование альтернативных моделей, дает широко расходящиеся оценки". Дональд Беневикс, член консультативной группы OCSE, комментирует "это заявление - шокирующий голос неверия автора "руководящих принципов" (1999, 2). Однако на базисе принципов Виллиамса родители обычно заключаются в тюрьму без суда.

Правительство также может пожинать существенные дивиденды от алиментов. "Большинство штатов получает прибыл от их программ по алиментам", - согласно House Ways и Means Committee, которые отмечают, что "штаты имеют свободу использовать эту прибыл таким образом, которым штаты считают целесообразным". "Штаты получают прибыл в основном через федеральные принудительные платежи, покрывая две трети эксплуатационных расходов и 90% затрат на компьютеры." (U. S. House of Representatives 1998).

Чтобы пополнять эти фонды, государства должны направлять эти платежи через их криминально-карательную машину, в дальнейшем криминализируя отцов и позволяя правительству утверждать, что его карательные меры ведут к увеличению сборов, несмотря на текущие плановые убытки в федеральной программе. В январе 2000 г. секретарь Шалала объявила, что "федеральная и государственная программа по сбору алиментов побила новые рекорды в 1999 г., достигнув отметки в 15 млрд. дол., что почти в два раза больше, чем в 1992 г." (HHS 2000). Однако метод, которым были достигнуты эти цифры, весьма сомнителен.

Когда мы слышим о сборах через принудительные агентства, мы уверены, что они занимаются долгами или, что они нацелены на тех, кто иначе не платит и чья податливость должна быть "усилена". В 1992г. большинство алиментов платилось все еще добровольно и напрямую без принуждения и контроля со стороны государства. Все более и более за прошлое десятилетие все платежи (включая текущие) были перенаправлены через принудительные агентства, автоматической разделкой зарплаты и другими принудительными мерами, которые предполагают криминал. Более того, в то время как данные OCSE демонстрируют, что количество связанных с системой социального обеспечения случаев (где сбор является затруднительным) осталось прежним, числа по остальным делам увеличились (OCSE 1999, 4). "Увеличение" сборов было достигнуто не благодаря увеличению сборов предполагаемых долгов, накопленных малоимущими отцами, но больше благодаря принудительным мерам в отношении работающих отцов из среднего класса, которые и так всегда платили и платят добросовестно. Платежный и контролирующий механизмы создают стимулы выжать из отцов столько платежей, сколько возможно с добавлением эффекта дальнейшего институтиализирования их статуса как полукриминального.

Цель оправдывает средства.

Сторонники одностороннего развода изображают его как "право гражданина" и "гражданскую свободу", тем не менее, режим такого развода ведет к авторитарным мерам против принудительно разводимых партнеров и остальных. Около шестидесяти тысяч правительственных агентов, некоторые из них вооружены, занимаются мерами по сбору детской поддержки, что в тринадцать раз больше, чем агентов, занимающихся борьбой с наркотиками. Сегодня эта полиция в штатском обладает полномочиями изымать собственность и людей, против их воли вовлеченных в бракоразводные слушания, включая варианты ареста. Они также обладают полномочиями собирать информацию на других граждан, неизвестную иным должностным лицам. Охота на предполагаемых неплательщиков дает разумное объяснение контроля за остальными гражданами, не имеющими к детской поддержки никакого отношения. В дополнении к автоматической разделки заработной платы всех должников даже до того, как они становятся виновными, Новое Руководство по Найму сейчас предписывает передавать имена всех вновь нанимаемых федеральному правительству. "Никогда прежде не имели официальные власти легальных полномочий и технических возможностей определять местонахождение многих американцев, найденных в качестве виновных родителей - или власть опустошать счета обвиненных американцев." - сообщает "Вашингтон Пост" (O’Harrow 1999, A 1). "Точно так же как в тоталитарных обществах, правительственные чиновники вскоре будут иметь власть отказывать вам в найме на работу, и в способности следить за вашим доходом, счетами и долгами". - заявил председатель Лебиртарианской партии Стив Десбеч в его пресс-рилизе в 1998 г. "Этот закон переворачивает презумпцию невиновности с ног на голову и вынуждает каждого американца доказывать его невиновность политикам, бюрократам и компьютерам" (Dasbach 1998). Тем не мене, по крайней мере в одном правительство имеет расхождение. "Под предлогом расправы с отцами-неплательщиками Конгресс потребовал от штатов принятия массивной федеральной регулирующей схемы по сбору персональных данных на всех граждан государства (qtd. in Boczkiewicz 2000). Повторяя термины, используемые отцовскими группами, конгрессмен из Канзаса назвал федеральную директиву вымогательством, а коллеги из Небраски охарактеризовали ее как "форму шантажа" (Christensen 2001, 69).

Грань между виновными и невиновными становится расплывчатой, потому что чиновники преследуют не только родителей-должников, но и тех, кто совершает текущие платежи (однажды бывший прокурор Джанет Рено назвала даже родителей, которые исправно платят, "неплательщиками" [DOJ 1994].) Один агент объяснил презумпцию виновности в интервью газете "Вашингтон Пост" "Мы не даем им возможности становится неплательщиками" (O’Harrow 1999, A1). NCSL указывает, что не только все родители, обязанные платить детскую поддержку, являются квази-преступниками, но и все граждане являются потенциальными правонарушителями, против которых упреждающие меры должны быть приняты уже теперь в ожидании их будущего криминала. "Некоторые люди высказываются за то, что государство должно собирать имена только должников по детской поддержке, а не всего населения", - они уверяют. Но "этот аргумент игнорирует главную причину" учета имен: "Рано или поздно многие люди будут или обязаны выплачивать детскую поддержку, либо получать ее" (Top 5 Questions).

На фоне принудительных платежей, патронажа и бюрократического конфликта интересов, агрессивные методы сбора сейчас выглядят скорее нормой, чем исключением. Возможно, наиболее тревожащим является случай с Брайном Амстронгом из Милфорда, Нью-Гемпшир, который в итоге получил "смертельный приговор" за потерю им работы. Армстронг был отправлен в тюрьму без суда в январе 2000 за неявку на заседание суда, о котором, по утверждению его семьи, он никем и никогда не уведомлялся. Неделю спустя он был мертв, судя по всему, в результате избиения тюремными надзирателями.

Забивание до смерти отцов, возможно, не широко распространено в тюрьмах Северной Америки, но другие фатальные примеры иллюстрируют наиболее общую форму "смертной казни", рутинно применяемой к отцам, не обвиненным ни в каком криминале. В марте 2000 Даррину Вайту из Принс Джордж, Британская Колумбия, было отказано во всех контактах с его тремя детьми, он был выселен из его дома и ему было предписано платить алименты в два раза превышающие его доход, а также оплатить все судебные издержки в бракоразводном процессе, для которого он не давал ни оснований, ни согласия. Вайт повесился на дереве.

В противоположность судьбы Армстронга, случай с Вайтом выглядит обычным. "Тут нет ничего необычного с подобным судебным решением" - заявил бывший судья Верховного суда Британской Колумбии Ллойд МакКензи, кто указал, что в случае с Вайтом судьи применили стандартизированное руководство по детской поддержки (Lee 2000). Уровень самоубийств среди разведенных отцов стремительно вырос, согласно Августине Косовой из университета Калифорнии.

По всем Соединенным Штатам и за их пределами машина по сбору детской поддержки была окружена заявлениями в неумелом руководстве и коррупции (Baskerville 2003). В Колорадо "результаты аудита показали, что государственная система по сбору детской поддержки находится в беспорядочном состоянии" (Franke - Folstad 1999). "Это не подобно тому, как от хорошей новости идти к плохой, это как от плохой новости идти к ужасной" - сказал Ричард Хоффмен из организации, занимающейся сбором детской поддержки (qtd. in Franke - Folstad 1999). Согласно "Уикли Вайр", Теннесси, подобно многим штатам по всей стране, недавно начал преследовать родителей-неплательщиков на новом уровне гнева. И тем не менее фактологический отчет по сбору детской поддержки, составленный агентством штата Теннесси, что штат фактически собрал в 1997г. детской поддержки меньше, чем за четыре предыдущих года." (Granju 1998; смотрите также Loggins 2001). "Аврора Бэкон Ньюс" из Иллинойса писала в октябре 1999 г., что "что новая система по сбору детской поддержки… задержала платежи тысячам родителей" и матери отказывают их детям в праве видеть своих отцов, "веря, что родители обязанные выплачивать детскую поддержку, прекратили свои платежи" (Olsen 1999).

В Британии лондонская "Таймс" написала в 1999г., что агентство по сбору детской поддержки превратилось в "бюрократического монстра, преследуя ответственных родителей и разрушая семьи, которое оно должно поддерживать". Как и повсеместно, руководство обещает "коренные перемены", однако с сомнительной логикой продолжает сваливать вину на "ответственных родителей", чьи семьи оно последовательно ведет к разрушению: "В будущем отсутствующие отцы обязаны будут доказывать, что они не являются отцами ребенка" - сообщает "Таймс", очевидно не обращая внимания на противоречие (Father Figures 1999). В Австралии в 2000 г. парламентское расследование обнаружило системную коррупцию в деятельности агентства по сбору детской поддержки. Роберт Келсо из Центрального университета в Квинсленде отметил: "очевидно, агентство… создает фальшивые долги, преувеличивая доходы отцов". Председатель комиссии Роджер Прайс сказал, что ни у кого не должно быть иллюзией, что агентство создано приносить пользу детям: "Оно не работает в лучших интересах детей и никогда не работало" (Kelso and Price qtd. in Stapleton 2000, 26).

Текущая принудительная практика опрокидывает прецедент многих столетий общего права, который гласит, что отец не может быть принужден платить за украденных у него детей. "Обязанность отца материально поддерживать детей базируется в основном на его праве опекать их и контролировать" - говорит одно из судебных решений, типичное для старого юридического согласия. "Отец имеет право по Общему Праву обеспечивать его собственных детей в его собственном доме и не может быть принужден делать это в чужом доме, если только он не отказался или был не в состоянии содержать там, где он живет" (Butler v. Commonwealth, 132. Va.609, 110 S. E. 868 [1922]). Еще в 1965 г. Верховный суд Орегоны определил, что "с мужа, чья жена оставила того без причины, не может требоваться детская поддержка для детей, живущих с ней" и что "родители вправе решать самостоятельно без вмешательства правительства, каким образом им обеспечивать своих детей" (qtd. in Harris, Waldrop, and Waldrop 1990, 711, 689).

Сегодня эти прецеденты игнорируются до такой степени, что отцы становятся "неплательщиками", если они не могут или отказываются передавать их собственных детей правительственной гегемонии. "Детская поддержка считается оплаченной, если только она оплачивается в приемлемой для бюрократии форме, - пишет Брюс Вокер из Совета окружного прокурора в Оклахома-Сити, который хвалился тем, что отправил за решетку уже сотни отцов. "Мужчины, которые снабжают своих детей в неденежном эквиваленте, являются отцами-неплательщиками, согласно системе детской поддержки, - говорит Вокер. - Даже те мужчины, кто воспитывают своих детей у себя дома, при том, что они обязаны платить алименты, рассматриваются в качестве отцов-неплательщиков. Если мать отдает отцу детей, потому что она не может контролировать их или у нее другие проблемы, это не значит, что отец не обязан выплачивать ей детское пособие" (1996, 18).

Отцы, которые теряют их работу, редко способны нанять адвокатов, чтобы добиться снижения размеров алиментов, и сами судьи редко идут на такое снижение. Тем временем правительственные чиновники будут преследовать отца бесплатно, не взирая на его доходы или доходы матери. Отныне также является криминалом для отца задержка с выплатой детского пособия, невзирая на причину, а также, если отец покидает штат, даже если это обусловлено поисками новой работы. Этот закон даже использовался для преследования отца, чья прежняя жена переехала в другой штат вместе с его детьми (Parke and Brott, 64-65).

Причина, по которой так много разведенных отцов являются либо безработными, либо бедными, может быть объяснена графиками судебных слушаний. Многие отцы вызываются в суды так часто, что они теряют свою работу, в результате чего они могут оказаться за решеткой. Многим разведенным отцам приходится по решению суда или по финансовым причинам покидать свои дома, в результате чего они становятся бездомными. Они могут потерять их автомобиль, который является единственной возможностью, чтобы добираться на работу или к их детям. Те, кто отстает с выплатами алиментов, сталкивается с ситуацией, когда аннулируются их водительские права и профессиональные лицензии, что ведет к потери их работы и невозможности найти новую. Странная близорукость демонстрируется в противоречии отдавать ли приоритет выплат по алиментам над долгами в случаях банкротств, когда никто, кажется, не желает задать очевидный вопрос, почему большое количество предположительно хорошо обеспеченных неплательщиков оказываются в ситуации банкротства (U. S. House of Representatives 1998). Роджеры и исследование университета Техаса нашли, что "многие из отсутствующих отцов, которых государство разыскивает, чтобы принудить к выплате детской поддержки, находятся в такой бедности, что их жизни целиком сфокусированы на поиске новой работы, еды или убежища на ночь" (Edin, Lein, and Nelson 1998). Политика, которую некоторые окрестили как политика "голодания", предлагает отказывать таким отцам в праве на получение талонов на питание (Federal Register, 64 FR 70919, December 17, 1999).

Хотя якобы и ограниченный руководящими принципами, судья в действительности может назначить любую сумму алиментов. Если судья решает, что отец может зарабатывать больше, чем он делает в реальности, он может самостоятельно пересмотреть этот желательный для него доход и начислить детскую поддержку уже исходя из него. В результате конечная сумма платежей на ребенка может превысить собственно сам доход отца. Если отец где-то работал дополнительные часы (возможно, чтобы оплатить судебные издержки), или получает другой временный доход, тогда алименты могут базироваться и на этих дополнительных часах и временном доходе. Если родственник или благотворитель платят пособие или детскую поддержку ради него, то эту оплату считают "подарком", который не возмещает те обязательства, которые должен отец. Если платеж сделан отцу, тогда он рассматривается в качестве дохода и учитывается при увеличение его ежемесячного обязательства.

Стоит ли удивляться, что многие отцы, которые прошли через это испытание, в конце концов исчезают? Всякий, кто был ограблен, очернен и заключен в тюрьму и все ради пособия на детей, которые были отняты у него без всякой на то его вины, рано или поздно достигнет предела своего терпения.

Поощрение браку или разводу?

Безжалостная логика алиментной системы простирается до уровня федерального правительства, до того состояния, когда хвост управляет собакой. Хотя новые программы заявляют о "поощрении отцовства" и "улучшение отношений", нет никаких разъяснений от HHS, каким образом правительство собирается достигнуть этих целей. Эти заявления не объясняют, что правительство может арестовать и заключить в тюрьму людей, чьи браки оно по идеи должно было бы пытаться спасти.

В мае 2003 HHS объявило о грантах для религиозных объединений. В Айдахо Здоровые Семьи Нампа (чье название кажется, связано с федеральной программой) будет использовать $544,400 для "консультаций и другого необходимого сервиса для родителей, которые заинтересованы в бракосочетании каждый друг с другом", сказал помощник секретаря Вейд Горн к the Associated Press. Горн сказал, что гранты "нацелены на предотвращение разводов среди тех, кто женат, совершенствование навыков обоих родителей и неженатых пар" (qtd. in Meckler 2003). HHS - документы однако делают ясным, что эти гранты предоставляются за сбор детской поддержки. Мичиганское исполнительное агентство будет принимать миллион долларов сверх его регулярных федеральных субсидий. Горн заявил, что цель заключается в том, чтобы "улучшить эффективность исполнительной программы по сбору детской поддержки, интеграцией в нее поддержки здоровому браку" (HHS 2003). Он не объяснил, как исполнительные агенты могут укрепить какой-либо брак.

Очевидно, что эти агенты достигают совершенно противоположных целей. Брайс Кристинсен из Гавардского Центра для Семьи, Религии и Общества указал на "очевидную связь между агрессивной политикой в области сбора детской поддержки и эрозией института брака", потому что ужесточение политики в области детской поддержки поощряет развод. Последние шаги HHS кажется лишь подтверждают вывод Кристинса. "Политики, которые создали такую систему… на самом деле - непреднамеренно - способствуют сокращению вероятности того, что растущее число детей будет наслаждаться огромными экономическими, социальными и психологическими выгодами, которые реализация идеала (семьи с двумя родителями) может принести" (2001, 67, 63).

На деле мы имеем компоненты постоянно растущей правительственной машины, чьи выгоды лежать за пределами здоровой семейной политики. Определение отцов в качестве виновных в разрушение семейных уз, оправдывает жестокие юридические меры к ним, а также политику, которая способствует дальнейшей изоляции отцов, против чего она якобы нацелена. Дальше - давая бесспорную связь, которую защитники отцовства установили, между безотцовщиной и сегодняшними огромными социальными патологиями, такими как бедность, криминал и употребление наркотиков - это позволяет чиновникам игнорировать простейшее безопасное решение этих болезней, которое заключается в остановке устранения отцов. Вместо этого правительство изобретает сложные схемы работы с проблемами, которые были вызваны удалением отцов: не только укрепление отцовства и семейная терапия, но огромные программы по борьбе с бедностью, которые так любимы левыми, и принудительные меры, которым отдают предпочтения правые. Придумывая кризис отцовства там, где его никогда не существовало, правительство по всему спектру нейтрализовало принципиального противника и создает неограниченное количество проблем, чтобы затем самому же их и решать.